Pulse UK Онлайн газета в Лондоне на русском языке
Концепция нейроэстетики была сфорулированна 20 лет назад, в далеком 1999 году, Семиром Зеки, профессором факультета нейронаук и воображения Университетского колледжа в Лондоне. Эта междисциплинарное направление возникло, подобно великолепной мозаике, на стыке когнитивной психологии, нейробиологии, искусства и эстетики. В ней используются модели и методы когнитивной психологии, с помощью которых ученые стремятся описать, как мозг реагирует на эстетические стимулы.
Данное направление привлекает исследователей из многих областей, включая неврологов, историков искусства, художников и психологов.
Эта совершенно новая наука берет на себя весьма рискованное дело – она пытается отыскать ответ на один из древнейших вопросов философии, психологии и культурологии: что такое красота? Возможно ли измерить ее? Как исследовать эстетические феномены и само восприятие искусства, если учитывать, что оно рождается непосредственно в нашем сознании? Какая алхимия, в конце концов, происходит в нашем мозге, когда мы смотрим на шедевры?
Красота по своему универсальному определению – это сочетание множества уникальных характеристик, которые удовлетворяют наши эстетические чувства. А понятие эстетики представляет собой концепцию из философии искусства XVIII века, согласно которой восприятие красоты происходит через особый процесс, отличный от нашего простого оценивания мира вокруг.
Более поэтично выразился Иван Ефремов в своем произведении «Лезвие бритвы»: «Красота — это наивысшая степень целесообразности, степень гармонического соответствия и сочетания противоречивых элементов во всяком устройстве, во всякой вещи, всяком организме».
Сам термин «эстетика» происходит от греческого слова αἴσθησι – «чувство, восприятие». Он был введен Александром Баумгартеном в 1750 году как синоним исследований сенсорного знания.
Ключевой персоной и пионером в области нейроэстетики считается Семир Зеки. Именно он с помощью технологий нейровизуализации первым обнаружил, какие участки мозга отвечают за восприятие прекрасного, став визионером сложившихся до него научных представлений.
На основе анализа и сопоставления более сотни исследований мозговой активности профессор Зеки и его коллеги установили, что эстетический ответ на прослушивание красивой музыки, созерцание приятных изображений и оценку привлекательности людей происходит в одних и тех же зонах головного мозга.
Голуби дают первую подсказку
За 7 лет до создания нейроэстетики японский исследователь поведения животных Сигэру Ватанабэ провел одно из самых известных и интригующих исследований, которое, пожалуй, предвосхитило все дальнейшие изыскания в этой области.
В ходе многолетних исследований Ватанабэ обнаружил, что голуби обладают выдающимися перцептивными способностями, иными словами – сложным процессом восприятия, в результате которого складывается образ предмета или собственное отношение к некоему явлению. А ведь до этого в академическом сообществе было принято считать, что такими сложными когнитивными способностями может обладать только человек!
Во время экспериментов пернатым демонстрировали картины известных художников и нейтральные образы. Было доказано, что голуби не просто запомнили определенный набор картин, принадлежащих тому или иному художнику, но и проявили способность к генерализации (то есть обобщению) полученной информации.
Когда голубям демонстрировали незнакомые им картины, они верно отличали Клода Моне от Поля Сезанна и Пьера Ренуара, а Пабло Пикассо – от Анри Матисса и Жоржа Брака! Исследование было опубликовано в престижном The Journal of the Experimental Analyses of Behavior.
Но Сигэру Ватанабэ пошел еще дальше. Ученый перешел на более общие и сложные категории и предложил подопытным птахам определить, хороший перед ними детский рисунок или плохой (на что, надо полагать, способны даже не все родители).
На суд птиц были представлены произведения 9-11-летних детей одной из начальных школ Токио (перед этим предварительно дав возможность определить их «культурную ценность» специально подобранным экспертам в количестве десяти человек).
Сначала голубям показывали серию из 22 картинок. Когда птица считала рисунок хорошим (клевала кнопку) и это было действительно так, она получала вознаграждение в виде вкусной еды. Это была своего рода тренировка.
Потом голубю демонстрировали еще десять картинок (новых), из которых пять были «хорошими» и пять «плохими». Подопытные весьма преуспели в дифференцировке детских рисунков и выбирали хорошие из неизвестных в два раза чаще плохих.
Чуть позже Ватанабэ и его коллеги обнаружили также, что голуби способны различать картины, написанные акварелью и пастелью.
Несмотря на то, что работы Ватанабэ подтолкнули научное сообщество заняться исследованием уже человеческого восприятия красоты (что в итоге привело к созданию нейроэстетики), сам он получил весьма сомнительную оценку своих достижений. За свои эксперименты японский ученый был удостоин Шнобелевской премии (ироничного антипода Нобелевской). Голуби, картины, Пикассо… все это показалось не более чем забавным. Такая вот ирония.
Задачи красоты
Сегодня, описывая, как человеческий мозг реагирует на эстетические стимулы и обрабатывает их, специалисты из области нейроэстетики используют уже более сложные модели, разработанные в рамках когнитивной психологии, и высокотехнологичное оборудование, например, МРТ.
Но чтобы понять, как восприятие красоты непосредственно связано с работой мозга, в первую очередь необходимо ответить на вопрос: зачем человеку нужно видеть? В процессе эволюции наше зрение сформировалось для того, чтобы мы могли распознавать визуальные образы угрозы, добычи и опознавать партнеров для продолжения рода.
Эволюционно наш мозг настроен на поиск целого, на конструирование этого целого из разрозненной мозаики пятен, линий и прочих элементов маскировки (добыча тоже маскируется!). Мозг получает удовольствие от решения таких задач (в нем срабатывает система вознаграждения), и именно на этом процессе основано, к примеру, чувство удовольствия, которое мы испытываем, разглядывая картины импрессионистов в галерее Тейт.
Аналогичная ситуация происходит и во время поиска партнеров. Разыскивая ее или его в темноте, наши доисторические предки получали удовольствие от самого процесса поиска. Возбуждение и внимание приводят в действие лимбическую систему, зрительные центры связываются с эмоциональными, выбрасывается фейверк нейромедиаторов… Но что же происходит во время восприятия произведений искусства?
Пионеры нейроэстетики и их критики
Семир Зеки был первым, кто попытался ответить на вопрос: почему искусство нам доставляет такое большое наслаждение? Именно он первым обнаружил, что, когда мы смотрим на великие произведения искусства, возбуждается та же часть мозга и с той же степенью интенсивности, как и когда мы влюблены. Зеки просканировал при помощи МРТ мозг нескольких десятков добровольцев в то время, когда они смотрели на шедевры живописи. Всего испытуемым была показана серия из 28 картин, каждую из которых им показывали по десять секунд. Среди работ были «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли, «Купание в “Лягушатнике“» Клода Моне, «Вид на собор в Солсбери из епископского сада» Джона Констебла, работы Рембрандта, Леонардо да Винчи и Сезанна.
Те, кто участвовал в эксперименте, посчитали работы прекрасными, а их мозг ответил увеличением активности некоторых своих зон более чем на 10%, что эквивалентно тому, когда человек смотрит на любимого. В момент просмотра картин у любителей прекрасного происходил всплеск дофамина в орбитофронтальной коре головного мозга (она связана с удовольствием и желанием).
Зеки утверждает, что художники подсознательно используют в создании своих работ методы, способные впоследствии оказывать на зрителя сильное эмоциональное воздействие. Он выдвинул гипотезу, что художник в некотором смысле невролог, изучающий потенциалы и возможности головного мозга посредством своих визуальных инструментов.
Надо отметить, что уже два крупных художественных музея – Музей Пибоди в Эссексе (США) и галерея Тейт Модерн у нас в Лондоне – начали партнерство с нейрофизиологами и сотрудничество по этому вопросу.
Профессор Вилейанур Рамачандран, директор Центра мозга и познания, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Диего, один из ярых сторонников нейроэстетики, разработал целую теорию человеческого художественного опыта, которая основана на нейронных механизмах. Он оформулировал 8 основных законов, способных объяснить суть человеческого художественного восприятия. Эти законы являются универсальными и, по словам Рамачандрана, базовыми, которые вполне могут быть впоследствии дополнены новыми научными открытиями в этой области.
Вот первые 3 закона:
1) Принцип максимального смещения.
Некоторые художники умышленно преувеличивают креативные компоненты своей работы. Например, художник может изображать тени, световые пятна и освещение с такой силой, с которой данные вещи в реальном мире представлены быть не могут. Таким образом, художники могут, сами того не зная, стимулировать повышенную активность в определенных отделах мозга.
2) Изоляция.
Внимание зрителя притягивается к одной определенной области, что позволяет ему быть сфокусированным на данном источнике информации. Преувеличения, которые художник вносит в свое произведение, более заметны, что приводит к усиленной активации лимбической системы.
3) Группировка.
Процесс отделения изображаемого от заднего плана. Источником эстетического наслаждения может являться тот факт, что эволюционно было необходимо, чтобы у организмов была мотивация для того, чтобы обнаруживать объекты в природе – например, отличить хищника от окружающей обстановки.
Поскольку нейроэстетика действительно является новым, во многом визионерским направлением научных исследований, неудивительно, что она стала объектом ожесточенных споров и дискуссий среди ученых. Например, с большой статьей в PLOS Biology выступили нейрофизиолог Бевиль Конвей из университета Уэллсли и музыковед Александр Рединг из Гарвардского университета. Они апеллируют к тому, что невозможно выделить универсальные принципы красоты, которые якобы закладываются в мозге.
Профессор философии из Калифорнийского университета Беркли Альва Ноэ считает, что нейроэстетика дает одновременно слишком широкий и слишком узкий взгляд на искусство и красоту. Получается, что прекрасное трактуется только как стимул для нейронов мозга. «Понимание красоты и извлечение смысла из нее – это слишком целостный опыт, чтобы попытаться свести его до нескольких механизмов».
В ответ Семир Зеки поясняет, что нейроэстетика предлагает совершенно новое понимание красоты. Она исследует, что общего у объектов красоты с точки зрения того, как мозг воспринимает их. А эти данные, в свою очередь, могут существенно помочь рекламному бизнесу, арт-индустрии, но главное – дать новые знания, полезные всем творцам прекрасного, и способствовать постижению самой сути феномена красоты.
Завершить наше знакомство с нейроэстетикой можно цитатой Ивана Ефремова, который в своих творческих изысканиях, художественном творчестве и литературных произведениях сам пытался нащупать: что же это такое, прекрасное?
«Красота — это правильная линия в единстве и борьбе противоположностей, та самая середина между двумя сторонами всякого явления, всякой вещи, которую видели еще древние греки и назвали аристон — наилучшим, считая синонимом этого слова меру, точнее — чувство меры. Я представляю себе эту меру чем-то крайне тонким — лезвием бритвы, потому что найти ее, осуществить, соблюсти нередко так же трудно, как пройти по лезвию бритвы, почти не видимому из-за чрезвычайной остроты».
(И.Ефремов «Лезвие бритвы»)
